«Великая ирония» Вуди Аллена вызывает противоречивые чувства. С одной стороны, знакомые с фильмографией Аллена зрителей на экране обнаружат привычный глазу визуальный код, быстро считываемую условность, в которой так легко существуют Нильс Шнайдер и Лу де Лааж, динамичность повествования и легкую, словно Купидон парящую вокруг актеров камеру. С другой стороны, для тех же зрителей вышеперечисленные качества могут оказаться недостатком — по той простой причине, что от режиссеров калибра Аллена начинаешь ждать новых приемов, попыток бросить вызов самому себе и на излете карьеры обнаружить абсолютно новый кинематографический стиль.
Даже если вы относитесь ко второй группе ненасытных зрителей, остроумие нарративов, легкость диалогов и уместная абсурдность некоторых ситуаций, скорее всего, обезоружат вас. Но об этом позднее.
Фабула фильма следующая: молодой писатель Алан Убер встречает на улицах Парижа свою одноклассницу Фанни Фурье (нынче Моро), в которую, как сам тут же признается, в школьные годы был влюблен. Фанни отвечает, что находится замужем за богачом Жаном, который скрывает способы своего заработка. Несмотря на это, она не отказывает ему в том, чтобы пообедать. Так между этими тремя образуется любовный треугольник.
Дальше фильм существует по непростительно простой формуле, выдавая в Аллене то ли озорного наглеца, то ли высокомерного старца, думающего, что он знает жизнь лучше других, поэтому может себе позволить измываться над зрителем. Актеры в его фильме мастерски укрываются от того, чтобы не стать ходячими карикатурами, и это позволяет сохранять доверие к фильму до последней минуты. На самом деле, применительно к «Великой иронии» ни то, ни другое предположение ни являются верными. Аллен ни озорной наглец, и тем более ни высокомерный. Если вы идете в кино на Аллена, то либо принимаете условия игры, которые задает его фильм, либо же нет.
И, наверное, в нынешней ситуации можно понять, почему тот же Вуди Аллен не бросает себе вызов и делает такое кино, которое он уже привык делать, хорошо знакомое и рабочее. Фильмы находятся в прокате по две недели. А потом — стриминги. Две недели — это ничто. Твой фильм могут и не заметить. А Аллен из тех киноделов, в чье время фильмы в прокате могли идти месяцами, а поход в кино всегда был большим событием. На один и тот же фильм можно было сходить несколько раз, и постоянно наслаждаться так, будто смотришь впервые. А сейчас правила игры меняются.
Люди чаще остаются дома, и просмотр фильма перестает нести событийный характер, а все крепче вплетается в быт и растворяется в нем. Сам факт поездки куда-то, нахождения в зале с незнакомыми людьми, разделение с ними же незабываемого опыта, а затем прогулка по городу, пока фильм переваривается — все эти этапы опускаются в пользу комфорта и лени, и, как итог, добраться до сути фильма, до его эссенции, почувствовать его на глубинном уровне становится просто невозможным, и очередное достойное полотно в подсознании очень быстро становится на полку к «остальным» потребленным фильмам. Зачем в таком случае человеку, глубоко любящему кино, тратить силы на надлом и отказывать себе снять кино в комфортных для себя условиях?
Кстати, про комфортные условия. Для американца Аллена романтическая комедия «Великая ирония» стала первой, снятой на французском языке. Когда интервьюер спросил Вуди, учил ли тот французский для съемок и понимал ли, что говорят герои во время сцен, тот честно ответил:
Нет, но когда актер играет хорошо — это видно сразу, там и понимать слов не надо.
Высший пилотаж, что называется.
С такой же простотой сделана «Великая ирония», в которой, если постараться, можно проглядеть безобидную философскую притчу о природе любви и о том, как люди в современном мире эту самую простую любовь искажают, меняют и предают. В общем, обходятся с ней очень небрежно. За что и жизнь этим людям играючи мстит, используя скальпель под названием «ирония».
Новый Вуди Аллен достоин похода в кинотеатр. Тем более, российскому зрителю повезло, что картина получила прокат, и теперь ее можно посмотреть на большом экране.
Текст: Дима Кекелидзе
